Второе февраля. В свой срок –
не поздно и не рано –
придёт зима,
замрёт земля.
И ты
к Мамаеву кургану
придёшь
второго февраля.
И там,
у той заиндевелой,
у той священной высоты,
ты на крыло
метели белой
положишь красные цветы.
И словно в первый раз
заметишь,
каким он был,
их ратный путь!
Февраль, февраль,
солдатский месяц –
пурга в лицо,
снега по грудь.
Сто зим пройдёт.
И сто метелиц.
А мы пред ними
всё в долгу.
Февраль, февраль.
Солдатский месяц.
Горят
гвоздики
на снегу.
Это стихотворение Маргариты Агашиной я всегда читаю своим ученикам в этот день. Но сегодня не смогла ( карантин). Решила в блоге рассказать о тех, кто был детьми войны, детьми Сталинграда. Это две мои любимые учительницы. Моя любимая учительница - Улановская Валентина Ивановна, сделавшая меня филологом, и моя первая учительница - Мироненко Мария Ивановна. В этом году ей исполнится, дай Бог, 85 лет. В теперь уже далёком 2007 году я вместе со своей ученицей Маргаритой пришла к Марии Ивановне, чтобы записать ее воспоминания о Великой Отечественной войне. Так появилось это интервью с Марией Ивановной.Позже оно стало конкурсной работой и статьей в сборнике и в районной газете. Если вам интересно взглянуть на войну глазами десятилетнего ребенка, то читайте дальше.
Когда
я отдыхала в детском санатории, меня часто спрашивали, откуда я приехала. Я
всегда с гордостью отвечала: «Из Волгограда». И хотя я не живу в самом
Волгограде, но моя родина – Волгоградская область, богатая и историей, и
залежами природных кладовых, и, конечно, знаменитыми людьми: Маргарита Агашина
и Владимир Мигуля, Евгений Плющенко и Елена Исинбаева, Борис Екимов и Татьяна
Тесля - это гордость Волгоградской области.
По моему мнению, не меньше достойны рассказа те, кто
родился и всю жизнь прожил на Волгоградской земле, в чьём сердце и памяти вечно
живёт Сталинград.
Война.
Она сурова со всеми, заставляет голодать, мёрзнуть, испытывать страх за свою
жизнь, за судьбу близких. Но кому приходится тяжелее всех? Я думаю, что детям. Лишенные
отцов, ушедших на фронт, бывало, и совсем нередко, что и
матерей, они плыли в эвакуацию на беззащитных перед вражеским бомбами баржах,
тряслись под бомбежками в так называемых «теплушках». И если не все из них были
тогда ранены, не все попали за колючую проволоку концлагерей, если немногие из
них выжили в холодных партизанских землянках, то и те, кто был в эвакуации, в
тылу, разве не были изувечены? Или не опалила их души война? Или не отняла у
них детство – самую счастливую пору единственной человеческой жизни? Они не были на передовой, не держали в руках
автоматов, но они помогали взрослым, работали с ними наравне. Со страхом ждали
писем с фронта, возможных похоронок…И эти похоронки были теми же пулями и
осколками, которые, убив отцов и старших братьев, долетали и до них с переднего
края и вонзались прямо в детское сердце.
Мы,
потомки воинов-героев, очень мало знаем о войне, и поэтому я хотела бы
рассказать об одной не совсем обыкновенной женщине, глазами ребёнка видевшей
эту ужасную войну. С Марией Ивановной Мироненко я познакомилась недавно. Она
более 25 лет проработала в моей родной Старополтавской школе учителем начальных
классов.
Марии
Ивановне в 1941году было неполных 10 лет.
– Помните
ли Вы, как началась война?
– Нет, начала войны я не помню, точнее, не
помню часа, дня. Но с началом войны связан наш переезд к бабушке в село Царёв
Ленинского района, потому что отца забирали на войну, а нам – матери и троим
детям - жить было просто негде. И хотя село Царев было в прифронтовой зоне, там
формировались воинские части для отправки на Сталинградский фронт, местных
жителей никто никуда не эвакуировал, поэтому, что такое война, знаю не
понаслышке. У бабушки уже жили пять человек, да и мы из Ленинска переехали к
ней, тоже пятеро: мать, отец и трое
детей. Но отец вскоре ушел на фронт.
– Вы,
наверное, голодали, тем более была такая большая семья?
– Конечно, как и все, мы голодали. Хлеба
давали сначала двести граммов, потом
сто пятьдесят, а ещё позже пятьдесят граммов муки на человека. Я как-то
подумала – всего одна столовая ложка! И это не белая мука, а смесь отрубей и муки самого низкого
качества. Выручал только огород и сад. Но это летом и осенью. Весной же, как
только сойдет снег, даже не до конца, и земля еще ледяная, мы копали корешки, сушили,
очищали их, ели, иногда и суп варили. Хотя и вкуса у этого супа не было и вид
был неприглядный, но есть хотелось больше.
– Возраста вы были школьного, а занятия в школах были?
– Занятия
были. Учились, несмотря на холод, от которого даже чернила замерзали. На уроках
сидели в пальто, в валенках, в платках. Писали на старых книгах и газетах, так
как тетрадей нигде не достать. Не было учебников, в основном мы слушали, что
рассказывали учителя, старались запомнить.
Преподаватели были местные и из воинских частей. Среди основных предметов
были военное дело и санитария. Учили и даже сдавали экзамены по ним! На военном деле изучали пулемёты, нам
показывали гранаты, рассказывали, из чего они состоят, предупреждали, что бы мы
не брали в руки красивые палочки, в которых находился запал. Некоторые мы
однажды видели вокруг здания школы. Хорошо, что нам уже говорили, как они
действуют! Мы быстро позвали взрослых. По санитарии нас учили перевязывать и
переносить раненых и больных. Несмотря на голод, холод, лишения, класс у нас
был очень дружный, никто никого обидеть и не смел, да и учились мы, в общем,
неплохо!
Старались, чем могли помогать фронту: собирали деньги
в Фонд обороны, ходили в госпитали, которые находились в зданиях гимназии и
школы, вязали варежки для бойцов вместе с матерями и бабушками. Но это зимой, а
летом работали в колхозе, все, кто могли, даже я, маленькая одиннадцатилетняя
девочка.
- Наверно, это был очень тяжелый труд?
- Все голодали,
и, чтобы как–нибудь помочь семье, я пошла работать сначала в колхоз, который
был в селе Царев. Помню, была сорокаградусная жара. Пот капал на мотыгу, отчего
она звенела. Потом я трудилась в колхозе у татар. Сначала работала в поле, но
однажды бригадир увидел вилы с сеном, которые сами шли, потому что меня под
ними было не видно, и нашел мне более легкую работу. Я стала байдарочницей:
сидела на берегу и ждала, когда кому-нибудь нужно будем переправиться через
лиман, дожидалась и переплавляла. Часто на лодке перевозила взрослых, они садились
подальше - боялись. Удивлялись, но
всё-таки мне, маленькой девочке, никто не помогал, как будто так и надо. За эту
работу мне давали 500 граммов
хлеба в день. Это было очень много, и поэтому в колхоз брали не всех. А иногда
еще и кормили мясом верблюда.
– Затронули
ли Вас, ребенка, военные действия? Были ли бомбёжки на территории Царёва?
– У немцев был такой самолёт, который и
солдаты, и мы, мирные жители, называли «Рамой».Такое название дано этому
самолёту за необычную форму хвоста. Всегда, когда эта «Рама» пролетала, мы
ждали бомбёжки, это уже примета такая была, жаль только, что печальная. Однажды
мы с мамой шли за водой, река недалеко от нашего дома. И вдруг летит этот
фашистский самолёт, да ещё так низко, что я даже увидела ухмыляющегося немца в
очках, который открыл по нам огонь. Да, именно по нам, безоружной женщине и
маленькой девочке, так как рядом никого больше не было. Мне хотелось бежать, но
мама прижала меня к земле. Спасибо ей за это, иначе бы точно пристрелили. А
лицо этого фашиста, точнее его ухмылку, я помню всю жизнь.
Как-то раз пришла кавалерия, люди в пыли, лошади
устали. И тут летит эта «Рама», пришлось этим бедным солдатам уходить, убегать
от нашего дома, прятаться в лесу, чтобы не погибнуть. Едва они ушли, как бомба упала прямо за
стеной нашей кухни. К великому счастью их моих родных никто не пострадал, но
когда мы пошли за двор, увидели, как обезобразила мина тело Тони Воробьёвой.
Хотя она была старше меня, но я ее знала и это была, пожалуй, первая такая
близкая встреча со смертью.
А потом началось то, что позже историки назвали
Сталинградской битвой. Для меня это -
огромное зарево в той стороне, где был город, и слова одного военного,
полковника, который был у нас на постое. Он занимался формированием воинских
частей и однажды, вернувшись из Сталинграда, на все вопросы ответил только: «Я
не могу об этом рассказывать, там так страшно, что волосы встают дыбом». От
него мы узнали, что в городе одни руины, что горит Волга, что очень много
погибших, но все равно продолжали верить в победу, в то, что к нам, на левый
берег реки Волги фашист не пройдет. Когда уже в 1944 году я оказалась в
Сталинграде, вид разрушенного города, конечно, поразил.
– Видели ли вы пленных немцев, какие чувства испытывали?
– Да. Прихожу как-то из школы домой, вижу –
трое немцев пленных у бабушки сидят. Одеты, как в фильмах показывают – кто в
чем, лишь бы тепло было. А у одного
пальцы до того отморожены – зима была, что даже гнить начали. Бабушка, как
могла, помогала им: таз с тёплой водой
принесла, чем-то намазала. Она умела лечить народными средствами. Ни у бабушки,
которая сыновей на фронт отправила, ни у нас, детей, не было ни ненависти, ни
злости. Таковы русские люди: в бою – уничтожать врага, после боя – пожалеть.
Было, пожалуй, интересно и немножко страшно.
– А как сложилась Ваша судьба, судьба Ваших
близких? Вернулся ли с фронта отец?
Отец
до 1941 года работал в военкомате, как тогда говорили, служащим. На фронте был
связным, это нелегко, вернулся из армии
в 1947 году. Был тяжело ранен и домой
приехал умирать. Никогда не забуду, как он пришел ко мне в училище в Ленинске,
мы с ним немного поговорили, и он сказал: «Вот, дочка, я и вернулся, умирать
вернулся». Я по молодости не приняла эти слова близко к сердцу, а больше
поговорить мне с ним и не пришлось. Когда я приехала домой, он был уже в
бессознательном состоянии и вскоре умер. Война продолжала убивать и после даты
официального окончания. Мой старший брат стал военным. Думаю, что это война так
на него повлияла. Я выучилась в педагогическом училище и стала учителем
начальных классов. По распределению попала в село Юнгштурм (так тогда еще
продолжали называть село Вербное), потом вышла замуж, переехала в Гмелинку,
потом вместе с мужем в Старую Полтавку и всю жизнь учила малышей. С
Волгоградской областью связала вся моя жизнь. Да, я не совершила подвигов, но я
люблю свой край и эту любовь к родному дому, родному селу, Волгограду всегда
старалась воспитать в своих учениках. Раньше больше говорили о войне, а сейчас
эти воспоминания еще больше обострились.
– Расскажите о дне Победы 1945 года.
– Самым радостным днём за все эти
мучительных четыре года было 8 мая. Я,
как обычно, собиралась в школу. Тут ко мне заходит подруга и говорит : «Война
закончилась. Наши победили!» Я не поверила, она была такая ,что не всегда правду говорила. Мы
пришли с ней в школу и, почти с порога, директор нам сказал то же самое, что и
она. Конечно, все были рады. Но плакали. Тяжело нам далась эта победа. Она
после беды, большой беды.
Мне, родившейся через много
лет после Победы, все было интересным в рассказе Марии Ивановны Мироненко. Ведь
уже незаметно тихо в вечной нашей житейской суете ушли навсегда, безвозвратно
ветераны Великой Отечественной войны. И не осталось нам в наследство и десятой
доли того, что хранила их фронтовая память, что неизбывной болью годами горело
в их сердце. Теперь то же самое происходит с детьми войны, теми мальчишками и
девчонками, кто испытал на себе, что это такое – война, для кого война эта
навсегда останется Великой Отечественной, а не Второй мировой.
Глянь на живых,
Пока они живые…
Запомни шрамы их
и седину.
Их мужество в те
годы грозовые
Спасло от рабства
вольную страну.
Недавно было 9 мая. 62 годовщина великой Победы над
фашизмом.
Я
очень удивилась, когда на митинге, посвященном этой дате, после слов главы Старополтавского сельского
поселения А.И.Улановского: «Давайте почтим память погибших минутой молчания» -
пошёл мелкий дождик. Значит, небо тоже плачет и помнит.
Мы
тоже обязаны помнить. Ведь если о войне забудешь, она обязательно вернётся. Да
не выбросится никогда этот день ни
из наших календарей, ни из нашей памяти,
ни из нашего сердца! Когда же , не дай Бог, это случится, мы перестанем зваться
россиянами.
Комментариев нет:
Отправить комментарий