Одиннадцатиклассникам

Он все ближе - этот страшный день ЕГЭ! Но все так хотят вам помочь. Перейдя по этой ссылке, вы получите возможность зарегистрироваться для участия в бесплатном вебинаре, посвященном подготовке к ЕГЭ. Буду смотреть вместе с вами, потом обсудим. У нас всё получится!

"Читаем детям о войне"

Вчера я выступала организатором акции "Читаем детям о войне" в своей школе. Эту Международную акцию организовала Самарская областная детская библиотека. Приурочена эта акция была, конечно, к дню 9 мая - празднику нашей Победы. Я считаю, что хороши любые формы приобщения детей к литературе, поэтому с удовольствием участвую в таких мероприятиях. Я немного изменила предложенный библиотекой сценарий проведения данного мероприятия - не было у нас торжественного открытия, но главное ведь в другом - вспомнить о той Великой и Страшной войне, прочитать о ней. В трех классах я рассказывала о блокаде Ленинграда  и читала рассказ Юрия Яковлева "Девочки с Васильевского острова". Нашла этот рассказ по подсказке журнала "Литература в школе". Хотя мои ученики всегда любят, когда им читают вслух, но в этот раз тишина в классе была такая... И тишина после того, как я закончила читать. В глазах многих стояли слезы. Нет, не все еще потеряно. Надо, надо проводить такие акции. Вглядитесь в глаза моих ребят на уроке. Такими серьезными их можно увидеть редко.
И как все это контрастировало с поведением ребят во время большого мероприятия... Значит, нужны другие формы воспитания патриотизма.
Спасибо Самарской библиотеке за акцию "Читаем детям о войне"!

А  о том, что еще я делала вместе с ребятами к этому празднику, можно прочитать на странице "Мой любимый класс".

Определяем проблему текста

Вглядитесь в это лицо. Мудрость,терпение к людским слабостям, грустная ирония - всё это есть во взгляде. Это Валентин Распутин. Сегодня я предлагаю вам прочитать отрывок из  его рассказа. Я всегда удивляюсь, почему его произведений так мало в школьной программе? Ведь все с удовольствием читают его замечательный рассказ "Уроки французского", волнуют школьников и проблемы, поднимаемые автором в повести "Живи и помни", почти всегда большой интерес вызывает рассказ "Женский разговор", который я обычно читаю в классе. Вот и сегодня рассказ "Век живи - век учись", написанный в 1981 году, но не теряющий своей актуальностии по сей день, как и положено настоящей литературе.

Текст №6
Саня спустился, заставил себя умыться, вытер лицо рукавом рубашки и, замерев, прислушался. Все вокруг затаенно жило своей отдельной, не сходящейся в одно целое, жизнью: так же пошумливал в верхушках деревьев вялый, прерывистый ветер, слабо шевелилась с облизывающимся причмокиванием вода, пестрела, отдавая теплом, россыпь камней на берегу, плавали в воздухе над водой с резким моторным звуком круглые черные жуки. Сверху доносились неразборчивые и недружелюбные голоса дяди Володи и Митяя. Когда Саня подошел, они смолкли. 

 Рюкзак сполз с ведра, и оно, обвязанное сверху тряпкой, выделялось в темноте резкой, раздражающей глаз белизной. Саня не поленился и прикрыл ведро.

- Ну и что ты собираешься делать с этой ягодой? - вдруг спросил дядя Володя, спросил негромко, но как-то значительно, с ударением.

- Не знаю,- пожал плечами Саня. Он решил, что дядя Володя спрашивает потому, что не уверен, сумеет ли он, Саня, обработать без взрослых ягоду.Сварю, наверно, половину... половину истолку.

- Нельзя ее варить,- решительно и твердо сказал дядя Володя. И еще решительней добавил: - И есть ее нельзя.

- Почему?

- Кто, какой дурак берет ягоду в оцинкованную посуду? Да еще чтоб ночевала! Да такая ягода!

Саня ничего не понимал: какая такая особая ягода? При чем здесь ночевала? Что такое оцинкованное? Шутит, что ли, дядя Володя?

Митяй не сразу, с какой-то излишней задумчивостью и замедленностью поднялся, нагнулся над Саниным рюкзаком и стащил с ведра тряпку. И увидел ведро действительно оцинкованное.

- Ты, гад!..- оборачиваясь к дяде Володе, начал он.- Ты что же это делаешь, а? Ты что же это?..- Он двинулся к дяде Володе, тот вскочил.- Ведь ты же видал, ты знал, ты, главно, там видал! И дал парню набрать, дал ему вынести - ну, не гад ли, а?! Я тебя!..

- Только тронь! - предупредил дядя Володя, отскакивая, и закричал: - А ты не видал? Ты там не видал? Ты не знал? Чего ты ваньку валяешь? Оно на виду, оно открытое стояло! Ты что, маленький?!

Митяй опешил и остановился.

- Да видал! Видал! - завопил он.- Знал! Но у меня, главно, из головы вон. Я смотрел и не видел. А ты, гад, ждал. Я забыл, совсем забыл! 

- Больше не забудешь. Учить вас надо. И парень всю жизнь будет помнить.

Митяй заметался, словно что-то подыскивая под ногами, на глаза ему попалось ведро с открытой ягодой,- решительно и вне себя он выхватил это ведро из рюкзака и резким и быстрым движением вымахнул из него ягоду под откос. Она зашелестела, скатываясь, и затихла.

  - Митяй, ты что?! - вскочил до того сидевший и все еще ничего не понимавший Саня.- Зачем ты, Митяй?! Зачем?!

- Нельзя, Саня,- торопливо и испуганно забормотал Митяй, и сам пораженный той решимостью, с которой он расправился с ягодой.- Нельзя. Она, главно, за ночь сок дала... сам отравишься и других... никак нельзя в оцинкованное... Ну, идиот я, ну, идиот. От и до. Ходи с таким идиотом...

Он сел и затих. Саня подобрал ведро и поставил его в рюкзак, потом аккуратно, со странной внимательностью следя за собой, как за посторонним, застегнул рюкзак на все застежки.

- Теперь, дядечка Володечка, ходи и оглядывайся,- неожиданно спокойно сказал Митяй.- Такое гадство в тайгу нести... мало тебе поселка?!

- Сядешь,- так же спокойно ответил дядя Володя.- Сидел и еще сядешь.

- А я об тебя руки марать не буду,- уверенно и как дело решенное заявил Митяй.- На тебя первая же лесина сама свалится, первый же камень оборвется. Вот увидишь. Они такие фокусы не любят... ой, не любят!

Стал слышен стукоток поезда.

...Сане снились в эту ночь голоса. Ничего не происходило, но на разные лады в темноту и пустоту звучали в нем разные голоса. И все они шли из него, были частью его растревоженной плоти и мысли, все они повторяли то, что в растерянности, в тревоге или в гневе мог бы сказать он. Он узнавал и то, что мог бы сказать через много-много лет. И только один голос произнес такое, такие грязные и грубые слова и таким привычно-уверенным тоном, чего в нем не было и никогда не могло быть.

Он проснулся в ужасе: что это? кто ото? откуда в нем это взялось?

Читаем Людмилу Улицкую

О том, что я люблю произведения Людмилы Улицкой, вы уже знаете. Сегодня я хочу познакомить с ее рассказом "Искусство жить". Конечно, для анализа я предлагаю всего лишь отрывок из рассказа, но он стоит того, чтобы прочитать его полностью. Например, вот здесь.
А пока читаем, определяем проблему, делаем записи в комментариях.
Текст № 5

Лиля прилепилась к Жениному дому. Женя не выбирала ее в подруги: Лиля по своему человеческому назначению была родственницей. Всем родственницей. И Женя сдалась. Раздражалась, отбиваясь от Лилькиных духовных и медицинских забот, от неустанной домодельной пропаганды спасительного христианства, временами рявкала, но не могла не умиляться неутомимой Лилькиной готовности всем помочь, и немедленно. Она все глубже вникала в странную Лилину жизнь: та была человеком служения – опекала, облизывала и нянчила не только своего надутого неумного мужа и капризных вертлявых дочек. Так же беззаветно она служила своим подругам, друзьям и просто покупателям, совавшим свои рецепты в ее первое окно, сумками таскала лекарства знакомым и незнакомым и заливалась глубокой краской обиды и негодования, когда облагодетельствованные ею люди совали ей коробки с шоколадом или духи... Жила, едва сводя концы с концами, замотанная, избеганная, со жгучей тушью на глазах, растворяющейся от самовольных слез... И бегала так годы и годы: что-то кому-то везла, навещала каких-то старушек, вечно всюду опаздывала – даже на свои воскресные церковные службы, куда все зазывала стойкую Женю...

 Лиля долго восстанавливалась. Она вела героическую жизнь – часами мяла и дергала парализованную левую, делала какие-то нелепые китайские упражнения, до изнеможения терла вялое тело волосяной щеткой, катала шарики руками и ногами, и как-то постепенно она встала, заново научилась ходить, одеваться, кое-как управляясь одной рукой.

Женя, прежде избегавшая Лилиного дома, теперь часто заходила к ней – то приносила какое-нибудь простое угощение, то подбрасывала денег. К удивлению своему, Женя обнаружила, что множество людей, по большей части из церковного окружения, постоянно приходят к Лиле, сидят с ней, выводят погулять, помогают по хозяйству... На дочек рассчитывать особенно не приходилось – они страстно предавались молодой жизни, в которой было множество разных предложений, как в газете «Из рук в руки». Иногда, по вдохновению, они совершали хозяйственный подвиг: убирали квартиру или варили обед, и каждый раз ожидали не то похвалы, не то ордена... Лиля всякий раз благодарила, тихо радовалась и сообщала Жене:

– Ирочка сварила постный борщ! Такой вкусный!

 – Да что ты говоришь? Неужели сварила? – свирепела Женя.

А Лиля кротко улыбалась и оправдывалась:

– Женечка, не сердись, я ведь сама во всем виновата. После Сережиной смерти я же была как безумная. И баловала их безумно... Что теперь с них спрашивать?

Лиля говорила теперь негромким голосом, медленно. Прежняя ее энергия уходила теперь целиком на то, чтобы дошаркать до уборной, натянуть одной рукой штаны, кое-как умыться, почистить зубы. Выдавить из тюбика пасту на щетку одной рукой тоже надо было приспособиться. Женя едва не плакала от сострадания, а та, улыбаясь кривоватой улыбкой, объясняла:

– Я слишком много бегала, Женечка. Вот Господь и велел мне посидеть и подумать о своем поведении. Я и думаю теперь.

И была она тихая-претихая, и старая, и седая, и глаз она больше не красила – утратила мастерство, – и слезы иногда подтекали из поблекших глаз, но это не имело никакого значения...