Виктория Токарева - одна из интереснейших женщин в современной литературе. Вы еще не читали ни одного ее произведения? Но уж точно смотрели фильмы, написанные по ее сценариям "Джентльмены удачи", "Совсем пропащий", " Мимино", "Шла собака по роялю" и другие. В 90-е годы Виктория Токарева вошла в число десяти самых издаваемых в России авторов. Мне особенно нравится ее повесть "Я есть.Ты есть. Он есть", которая тоже была экранизирована. Сегодня я предлагаю вам прочитать отрывок из "Рождественского рассказа". Читаем, определяем проблему, позицию автора, ответы пишем в комментариях.
Текст 3
Учительница
Марья Ефремовна сказала, что надо устроить в классе живой уголок и каждый
должен принести что-нибудь живое.
Мы с
папой пошли в цветочный магазин.
В
цветочном магазине работала очень красивая продавщица с гладеньким нарисованным
личиком.
– Здравствуйте, –
сказал ей папа. – Нам что-нибудь для живого уголка.
– Лучше
всего кактус, – посоветовала продавщица. – Самый неприхотливый
цветок. Может долго обходиться без влаги.
Она
поставила перед нами горшок с кактусом. Его и цветком не назовешь. Какое-то
выживающее устройство, все в буграх и в иголках. Между прочим, у некрасивых
девчонок – покладистый характер. Видимо, все уродливое – неприхотливо, потому
что у них нет другого способа выжить.
– Можно
фикус, – сказала продавщица. – Но это очень дорого. Двадцать пять
тысяч рублей.
Я не хотела,
чтобы папа выглядел бедным, и торопливо проговорила:
– Мне
вон тот, красненький...
Горшочек
был самый маленький, цветочек самый простенький, похожий на капельку огня и,
наверное, самый дешевый.
– Это
герань. Восемьсот рублей. – Продавщица поставила горшочек перед нами.
Папе
нравилась цена и нравилась продавщица. А мне нравился цветочек. Листья были
большие, замшевые, а цветочек совсем простой, в четыре лепестка. Как будто
ребенок нарисовал. Или сам Господь Бог сотворил этот цветочек утром и в хорошем
настроении. Проснулся и со свежей головой придумал такой цветок: ни убавить, ни
прибавить.
– У
меня в детстве была герань, – вспомнил папа, и его лицо приняло особое
выражение. Детство – хорошее время, когда ребенка любят ни за что, просто так,
и ничего от него не хотят, кроме того, чтобы он был и цвел.
Я шла по
улице и не сводила с него глаз. А папа говорил:
– Смотри
под ноги...
Дома я
первым делом заперла котенка в ванной комнате, чтоб он не скакнул на цветок и
не сломал его. Котенок не понимает, что цветок не игрушка, а живое существо с
растительным сознанием. Несчастный котенок рыдал от одиночества, но я проявила
жесткость, потому что малым злом (изоляция цветка) устраняла большое зло
(гибель цветка).
Я
поставила горшочек на подоконник, к солнцу. Потом налила в банку воды и стала
поливать.
– Много
нельзя, – предупредила бабушка. – Он захлебнется.
Я
испугалась и даже ночью вскакивала и проверяла – жив ли мой цветок. А утром я
увидела, что огонек еще ярче, листья еще бархатнее, а запах явственнее. Это был
ненавязчивый, острый, как сквознячок, ни с чем не сравнимый запах. Я его
вдыхала долго-долго, потом выдыхала и снова вдыхала, втягивала в себя.
– По-моему,
она сошла с ума, – заключила мама.
– Ничего, –
сказала бабушка, – это полезно для дыхательных путей. Розы, например,
лечат насморк.
– Пусть
оставит себе, раз ей так нравится, – предложила мама.
– Неправильно, –
возразил папа. – Надо уметь отдавать то, что нравится самой.
– Надо
сначала стать на ноги, а потом уж быть широким, – изрекла бабушка.
Мне было
жаль отдавать цветок и жалко папу. Я сказала:
– Я
отнесу в живой уголок, и мы всем классом будем на него смотреть. Приятно ведь
смотреть в компании. Как картины в музеях...
Без
пятнадцати девять я пошла в школу. Наша школа находится во дворе, и меня не
провожают.
Я шла и
смотрела себе под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть на цветок.
Стояла
середина октября, но было тепло как летом и мальчишки перед школой клубились в
одних только формах, без курток. Выше всех торчал Борька Карпов – глотник и
дурак. Он был единственный сын у престарелых родителей, они ничего ему не
запрещали и носились с ним как с писаной торбой. Я не знаю, что такое писаная
торба, но думаю, что-то очень противное. Как Борька. У него большие руки и
ноги, и ни на что хорошее эти руки не были способны, только давать щелбаны и
подзатыльники. Остальные мальчишки были помельче, и все переплелись в какой-то
общий ком.
Когда они
меня увидели с цветком, прижатым к груди, то перестали клубиться, распутались и
выпрямились. Ждали в молчании, когда я подойду. Мне это не понравилось. Я
остановилась и стала на них смотреть.
Зазвенел
звонок. Я надеялась, что звонок сдует всех с места, но мальчишки стояли.
«Ты что,
боишься, что ли?» – спросила я себя и пошла к школьной двери. Мальчишки стали
друг против друга, и я вошла в их коротенький коридор. Во мне разрасталась
какая-то тоска, хотя все было нормально. Я делала шаг за шагом. Остался
последний шаг – и я за дверью. Последний шаг... И в этот момент Борька Карпов
делает два движения: одно – вверх – заносит портфель над головой, другое – вниз
– на мой цветок. Горшочек выскочил из рук, упал на землю и раскололся. Земля
рассыпалась, а красная головка цветка отлетела смятым сгустком. Я смотрела на
землю и ничего не понимала. ЗАЧЕМ? Чтобы другим было весело? Но никто не
рассмеялся.
Борькины
родители купили себе квартиру в другом районе и Борька ушел из нашей школы
навсегда.
Убитый
цветок так и остался неотмщенным. Зло осталось безнаказанным, свободно и нагло
гуляло по городу в образе Борьки Карпова. А в общем ничего не изменилось. Я
продолжала учиться на крепкое «три», по литературе «пять», продолжала ходить в
спорткомплекс, дружить и развлекаться. Ничего не изменилось, но убитый
цветок...
Прошло пять лет. Я поступила в университет на
экономический, хотя собиралась на филологию.
Возле
метро раскинулся цветочный базарчик. Я подошла к черному парню и купила у него
одну розу. Я заплатила не скажу сколько. Много. Я пошла по пути мамы. Все, что
мне нравится, я покупаю себе сама. И я знаю, что так будет всегда.
На моих
часах – одиннадцать вечера. В это время все нормальные люди сидят за накрытым
столом в предчувствии реальной выпивки. Готовятся провожать старый год. А я
сижу в автобусе, где, кроме меня, только водитель и еще одна пораженка с
кактусовой внешностью. С рюкзаком. Должно быть, решила спортивно использовать
выходные дни. А я – с розой. Моя роза – темно-бордовая, бархатная, юная, только
что выплеснувшая из бутона свою красоту, на длинном крепком стебле. Откуда
взялась в холодной зимней Москве, из каких таких краев... Я подняла розу к
лицу, и мы нюхаем друг друга.
На одной
из остановок в автобус вошел солдат – высокий, как верста, с большими руками и
ногами. Он, видимо, замерз, а потом оттаял, из носа у него текло. Нос был
странный: он не стоял посреди лица, а как бы прилег на щеки. Должно быть, нос
сломали. Ударили кулаком по прямой, как в бубен. А может быть, свалили и били
по лицу ногами. В армии это случается.
Солдат
сел, продышал в стекле дырочку и стал смотреть в темноту. Время от времени он
дул в свои пальцы. Я смотрела на него не отрываясь, что-то неуловимо знакомое в
руках, наклоне головы... Я пыталась уловить это неуловимое и вдруг схватила за
хвост: Борька! Борька Карпов! Он, конечно же, окончил школу, потом армия.
Кто-то побил его вместо меня.
Все пять
лет я мечтала встретить этого человека и сказать ему сильные и жесткие слова
упрека. Я даже приготовила эти слова. Но они предназначались другому Борьке –
красивому и наглому, хозяину жизни. А не этому, в казенной шинели. В свое время
я хотела, чтобы он чесался и мучился. И он, должно быть, мучился и катался по
земле. Но меня это не обрадовало. Нет. Не обрадовало. Во мне разрасталась
пустота, клонящаяся к состраданию.
Я подошла
к нему и сказала:
– Привет!
Борька
повернул ко мне лицо, увидел перед собой красивую девушку с красивым цветком.
Как на календаре. Он смутился и стал красный, как свекла.
– Не
узнаешь? – спросила я.
Мы не
виделись пять лет. За это время я из подростка превратилась в девушку. Это то
же самое, что роза в бутоне и раскрывшаяся роза. Ничего общего. Можно только
догадаться. Но Борька не догадался.
– Ты
мне еще цветок сломал, – напомнила я.
– Какой
цветок?
Он
не помнил то утро и горшочек с геранью. И то, что стало для меня событием в
жизни, для него не существовало вообще.
– Ты
Борька Карпов?
– Да, –
сказал он. – А что?
– Ничего.
С Новым годом!
Я
протянула ему розу. Зачем? Не знаю. Протянула, и все.
Борька не
взял. Онемел от удивления. Тогда я положила ее ему на колени. Как на памятник.
Автобус остановился.
Это была моя остановка. Я спокойно сошла. Не сбежала, не соскочила. Просто
сошла.
Мы успели проводить старый год и выслушать
приветственную речь президента. Потом
забили куранты. Мы поднялись с бокалами и закричали «Ура!». И кошка тоже
включила свой моторчик и запела о том, что жизнь прекрасна, несмотря на
быстротечность и на бессмысленную жестокость. Несмотря ни на что...