...определяем проблему, поставленную в этом тексте. Идея не моя (Т.Н.Назарова, Е.Н.Скрипка) и идея не нова.
Уважаемые одиннадцатиклассники!
Каждый день в блоге будет появляться текст из произведений писателей ХХ и ХХI века. Тексты художественные, интересные, но и трудные в плане определения проблемы. Предлагаю вам прочитать текст, в комментариях написать ваши догадки по определению. проблемы и авторской позиции. Через сутки я напишу, правильно ли вы выполнили задание. А то, что вы узнаете из текстов, можно использовать в качестве литературных аргументов для доказательства своей позиции по сходным проблемам в других текстах. Только не забудьте автора и название произведения!
Автор первого текста - Чингиз Айтматов ( 1928-2008), наиболее интересные его произведения, на мой взгляд, "И дольше века длиться день" и "Плаха". Первый текст из романа "И дольше века длится день.." Жду ваших комментариев.
Брошенные в поле на мучительную пытку в большинстве своём погибали под солнцем. В живых оставались один или два манкурта из пяти-шести. Погибали они не от голода и даже не от жажды, а от невыносимых, нечеловеческих мук, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Неумолимо сокращаясь под лучами палящего солнца, шири стискивало, сжимало бритую голову раба подобно железному обручу. Уже на вторые сутки начинали прорастать обритые волосы мучеников. Жёсткие и прямые азиатские волосы иной раз врастали в сыромятную кожу, в большинстве случаев, не находя выхода,.волосы загибались и снова уходили концами в кожу головы, причиняя ещё большие страдания. Последние испытания сопровождались полным помутнением рассудка. Лишь на пятые сутки жуаньжуаны приходили проверить, выжил ли кто из пленных. Если заставали в живых хотя бы одного из замученных, то считалось, что цель достигнута. Такого поили водой, освобождали от оков и со временем возвращали ему силу, поднимали на ноги. Это и был раб-манкурт, насильно лишённый памяти и потому весьма ценный, стоивший десяти здоровых невольников. Существовало даже правило — в случае убийства раба-манкурта в междоусобных столкновениях выкуп. за такой ущерб устанавливался в три раза выше, чем за жизнь свободного соплеменника.
Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери — одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишённый понимания собственного «я», манкурт с хозяйственной точки зрения обладал целым рядом преимуществ. Он был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен. Он никогда не помышлял о бегстве. Для любого рабовладельца самое страшное — восстание раба. Манкурт был единственным в своем роде исключением — ему в корне чужды были побуждения к бунту, неповиновению. Он не ведал таких страстей. И поэтому не было необходимости стеречь его, держать охрану и тем более подозревать в тайных замыслах. Манкурт, как собака, признавал только своих хозяев. С другими он не вступал в общение. Все его помыслы сводились к утолению чрева. Других забот он не знал. Зато порученное дело исполнял слепо, усердно, неуклонно. Манкуртов обычно заставляли делать наиболее грязную, тяжкую работу или лее приставляли их к самым нудным, тягостным занятиям, требующим тупого терпения. Только манкурт мог выдерживать в одиночестве бесконечную глушь и безлюдье степей, находясь неотлучно при отгонном верблюжьем стаде. Он один на таком удалении заменял множество работников. Надо было всего-то снабжать его пищей — и тогда он бессменно пребывал при деле зимой и летом, не тяготясь одичанием и не сетуя на лишения. Повеление хозяина для манкурта было превыше всего. Для себя же, кроме еды и обносков, чтобы только не замерзнуть в степи, он ничего не требовал...
Куда легче снять пленному голову или причинять любой другой вред для устрашения духа, нежели отбить человеку память, разрушить в нём разум, вырвать корни того, что пребывает с человеком до последнего вздоха, оставаясь его единственным обретением, уходящим вместе с ним и недоступным для других. Но кочевые жуаньжуаны, вынесшие из своей кромешной истории самый жестокий вид варварства, посягнули и на эту сокровенную суть человека. Они нашли способ отнимать у рабов их живую память, нанося тем самым человеческой натуре самое тяжкое из всех мыслимых и немыслимых злодеяний.
(По роману «И дольше века длится день» )
Уважаемые одиннадцатиклассники!
Каждый день в блоге будет появляться текст из произведений писателей ХХ и ХХI века. Тексты художественные, интересные, но и трудные в плане определения проблемы. Предлагаю вам прочитать текст, в комментариях написать ваши догадки по определению. проблемы и авторской позиции. Через сутки я напишу, правильно ли вы выполнили задание. А то, что вы узнаете из текстов, можно использовать в качестве литературных аргументов для доказательства своей позиции по сходным проблемам в других текстах. Только не забудьте автора и название произведения!
Автор первого текста - Чингиз Айтматов ( 1928-2008), наиболее интересные его произведения, на мой взгляд, "И дольше века длиться день" и "Плаха". Первый текст из романа "И дольше века длится день.." Жду ваших комментариев.
Текст 1
Предание начиналось с того, что кочевые племена жуаньжуанов,
захватившие сарозекские степи в прошлые века, исключительно жестоко
обращались с пленными воинами. При случае они продавали их в рабство в
соседние края, и это считалось счастливым исходом для пленного, ибо
проданный раб рано или поздно мог бежать на родину. Чудовищная участь
ждала тех, кого жуаньжуаны оставляли у себя в рабстве. Они уничтожали
память раба страшной пыткой — надеванием на голову жертвы шири. Обычно
эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им
начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под
корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные
убойщики забивали поблизости матёрого верблюда. Поделив выделанную
шкуру, её тут же в парном виде напяливали на бритые головы пленных вмиг
прилипающими пластырями — наподобие современных плавательных шапочек.
Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо
умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался
в манкурта — раба, не помнящего своего прошлого.Брошенные в поле на мучительную пытку в большинстве своём погибали под солнцем. В живых оставались один или два манкурта из пяти-шести. Погибали они не от голода и даже не от жажды, а от невыносимых, нечеловеческих мук, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Неумолимо сокращаясь под лучами палящего солнца, шири стискивало, сжимало бритую голову раба подобно железному обручу. Уже на вторые сутки начинали прорастать обритые волосы мучеников. Жёсткие и прямые азиатские волосы иной раз врастали в сыромятную кожу, в большинстве случаев, не находя выхода,.волосы загибались и снова уходили концами в кожу головы, причиняя ещё большие страдания. Последние испытания сопровождались полным помутнением рассудка. Лишь на пятые сутки жуаньжуаны приходили проверить, выжил ли кто из пленных. Если заставали в живых хотя бы одного из замученных, то считалось, что цель достигнута. Такого поили водой, освобождали от оков и со временем возвращали ему силу, поднимали на ноги. Это и был раб-манкурт, насильно лишённый памяти и потому весьма ценный, стоивший десяти здоровых невольников. Существовало даже правило — в случае убийства раба-манкурта в междоусобных столкновениях выкуп. за такой ущерб устанавливался в три раза выше, чем за жизнь свободного соплеменника.
Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери — одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишённый понимания собственного «я», манкурт с хозяйственной точки зрения обладал целым рядом преимуществ. Он был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен. Он никогда не помышлял о бегстве. Для любого рабовладельца самое страшное — восстание раба. Манкурт был единственным в своем роде исключением — ему в корне чужды были побуждения к бунту, неповиновению. Он не ведал таких страстей. И поэтому не было необходимости стеречь его, держать охрану и тем более подозревать в тайных замыслах. Манкурт, как собака, признавал только своих хозяев. С другими он не вступал в общение. Все его помыслы сводились к утолению чрева. Других забот он не знал. Зато порученное дело исполнял слепо, усердно, неуклонно. Манкуртов обычно заставляли делать наиболее грязную, тяжкую работу или лее приставляли их к самым нудным, тягостным занятиям, требующим тупого терпения. Только манкурт мог выдерживать в одиночестве бесконечную глушь и безлюдье степей, находясь неотлучно при отгонном верблюжьем стаде. Он один на таком удалении заменял множество работников. Надо было всего-то снабжать его пищей — и тогда он бессменно пребывал при деле зимой и летом, не тяготясь одичанием и не сетуя на лишения. Повеление хозяина для манкурта было превыше всего. Для себя же, кроме еды и обносков, чтобы только не замерзнуть в степи, он ничего не требовал...
Куда легче снять пленному голову или причинять любой другой вред для устрашения духа, нежели отбить человеку память, разрушить в нём разум, вырвать корни того, что пребывает с человеком до последнего вздоха, оставаясь его единственным обретением, уходящим вместе с ним и недоступным для других. Но кочевые жуаньжуаны, вынесшие из своей кромешной истории самый жестокий вид варварства, посягнули и на эту сокровенную суть человека. Они нашли способ отнимать у рабов их живую память, нанося тем самым человеческой натуре самое тяжкое из всех мыслимых и немыслимых злодеяний.
(По роману «И дольше века длится день» )
